УБИТЬ БИЛЛА
Фильм 1 2003 1:42 США Kill Bill: Vol. 1 аудио: РУССКИЙ/АНГЛИЙСКИЙ
режиссер Квентин Тарантино Ума Турман, Люси Лю, Дэвид Кэррэдайн, Дэрил Ханна, Вивика A. Фокс остросюжетный экшн
Выйдя из четырехлетней комы, в которую ее на свадьбе уложил друг и наставник Билл (Кэррэдин), Невеста, она же Черная Мамба (Турман), прямо с больничной койки отправляется мстить за себя и своего нерожденного беби. Она не успокоится, пока не перебьет всех пятерых предавших ее бойцов Отряда Смертоносных Гадюк-Убийц. Окончательное торжество справедливости - ожидается в фильме втором. Что тут скажешь? Что каждый фильм Тарантино - это сенсация, граничащая с вехой в истории? Что все прошедшие после "Джеки Браун" шесть лет Тарантино не спал, а пересматривал по третьему разу те фильмы, о которых большинство из нас даже не слышало? Или вот еще: что Тарантино умело использует саундтрек? Этот фильм отмыкается, мне кажется, с другой стороны. Несмотря на синефильскую всеядность, есть только один человек, от которого Тарантино зависит по-настоящему, и от которого отсчитывает себя, и это - не удивляйтесь - Джим Джармуш. . Тут Тарантино, реализуя какую-то глубокую необходимость, задействует на саундтреке лидера группы Wu-Tang Clan RZA и прибегает к восточной мудрости в титрах - как Джармуш в "Псе-призраке". Больше того, отзываясь на "Мертвеца", он выдает свою вариацию на главную тему нашего времени - жизнь после смерти. И, разумеется, это жизнь после смерти не только героя, хотя в обоих случаях описание подходит почти буквально: Джонни Депп получал пулю в самом начале, Ума Турман восстает из мертвых, чтобы совершить свой библейский суд. Это жизнь после смерти всего: истории, философии, сюжета, смысла, кино. То есть по-настоящему современная жизнь. Наша жизнь. Тарантино констатирует смерть, блистательно, как никто до него, обнажая конец смысла - фильм торжественно, вызывающе "бессмыслен", не о мести же он, в самом деле, - но открывает не пустоту, а невиданную, праздничную свободу. Свободу идти во все стороны разом и не приходить никуда. Свободу пускать кровь - невзирая ни на что, да так, что в конце даже самые затвердевшие не смогут сдержать сладострастной улыбки. Свободу выдумывать кино заново - недаром фильм трещит по швам от киноманского удовольствия и набит всевозможными кинотехниками, от гонконгского экшна до ч/б и аниме. "Kill Bill" - очень добрая сказка про торжество справедливости. Участие людоедства и членовредительства, представленных всеми цветами кожи, полами и характерами - совершенно типичный сказочный зачин. Условная жестокость, чем более изобретательна, лишь увеличивает объем сказочного мира, поскольку максимально всесторонне поражает воображение. Фильм Тарантино кажется пустеньким лишь в случае, если выводить его из японо-китайских боевиков или спагетти-вестернов, на которые он ссылается. Но, например, он не ссылается на французскую сказку Трюффо, лет сорок назад снятую, кстати, по американскому детективу - "Новобрачная была в черном" с Жанной Моро вместо Умы Турман. Между тем, он всего лишь варьирует ее сюжет. В киносказке жестокость своим разнообразием (от выстрела сквозь коробку с крупой и прокушенного языка до йо-йо и "оставленных" после драки ботинок и перчаток) дает лишь могучий потенциал кинематографичности, то есть внешнему движению, в пределе становящемуся внутренним. Поэтому, объективно не храня в генетической памяти ничего, общего с Тарантино - ничего, связанного с мастерами кун-фу Брюсом Ли (в его желтом комбинезоне вступает в финальную схватку Ума Турман), Сонни Чиба (присутствующим под собственным кино-именем Хаттори Хонзо), Дэвидом Кэррэдином (пока не присутствующим в облике Билла), все равно, глядя на экран, не чувствуешь пустоты. Жестокость в этой сказке - такой же элемент кинематографичности, как мультипликация (О-Рен Ишии - японка, Япония - это мультики) или черно-белое кино (когда крови много, она становится, как вода "Перье"), или нагло заимствованные знаменитые мелодии (уж с ними у каждого что-то связано). Вместе все элементы, стремящиеся также к техническому совершенству (от освещения до актерской игры, что особенно видно по полному единству стиля мультика и кино) придают каждому кадру как бы саморазвивающуюся подвижность, калейдоскопичность. Глаза разбегаются, то есть когда в каждый данный момент кино чуть больше, чем восприятия, оно заведомо не может быть бессмысленным. Какой смысл - увидим во второй серии, первая сделала свое дело. Она гипнотизирует. Очередная отрезанная рука, нога, голова или часть головы, или битое стекло, или белый халат, монтируясь с глазами Умы Турман и других, означают всего лишь работу их ума по достижению цели - как слабое движение большого пальца правой ноги Турман позволило ей в следующем кадре вовсе избавиться от паралича. Помимо таких разбегающихся мгновений видно также, что Тарантино актуализировал сказку в двух как минимум направлениях. Феминизм как последний источник боевика и женская месть как последнее прибежище благородства. Женщина ни в какой передряге не теряет контакта с окружающим миром, поэтому Тарантино так легки комические детали - от малышки, вернувшейся из детсада, до белых гольфиков Го Го Юбари. Целеустремленность Турман отличает последовательное остроумие. Наконец, женская логика несколько изменяет само понятие мести. Со времен графа Монте-Кристо ее синонимом были долгие коварные интриги. Для Турман месть - это только месть, дело, которое надо сделать так же откровенно, чисто и ясно, как посуду помыть. Может быть, неслучайно женская месть полностью соответствует кодексу самурая.
УБИТЬ БИЛЛА. Фильм II Kill Bill: Vol. 2 136 мин США, 2004 АУДИО: РУССКИЙ/АНГЛИЙСКИЙ.
режиссер Квентин Тарантино
в ролях Ума Турман, Майкл Мэдсен, Дэвид Кэррэдин
криминальная остросюжетная драма
И сегодня трудно с уверенностью сказать, что двигало продюсером, — или все же самим режиссером? — когда фильм «Убить Билла» решили рассечь надвое: земная ли алчность, художественное ли чутье или еще какое неведомое, но наверняка веское соображение. Зато теперь уже вполне понятно, что меньше всего четвертый фильм Тарантино похож на монолит, тупо поделенный посередине на равные части.
«Убить Билла» — эксперимент, какого кинематограф еще не знал. Поначалу казалось, что Тарантино пытается продать один фильм по цене двух. Выясняется, что он по цене двух продает сразу три. Есть «Фильм I» и «Фильм II» — два абсолютно самостоятельных произведения, с разными задачами, разными решениями, разной, наконец, аудиторией. И есть некоторый виртуальный фильм «Убить Билла», который не посмотреть на экране, который не складывается из механического соединения двух половинок, но который, тем не менее, определенно существовал в голове Тарантино и появится в голове каждого внимательного и вдумчивого зрителя. Причем у каждого — свой: право последнего монтажа режиссер щедро дарит миллионам.
В «Фильме II» Ума Турман за два часа убивает одного-единственного человека. В «Фильме II» герои много говорят и медленно ходят. В «Фильме II» все события первой части выворачиваются наизнанку, акценты — смещаются. Кусочек пазла, который был похож на лицо, оказывается фрагментом пейзажа. Вырванный прежде из контекста кусок фразы, восстановленный, звучит совершенно по-иному. Ангел-истребитель превращается в зареванную бабу по имени, можете себе представить, Беатрикс.
Сперва Тарантино утопил мелодраму в урбанистическом кровавом месиве. Теперь она ветерком разнеслась по мексиканским просторам, завораживающая своей латиноамериканской избыточностью: с обретенными детьми, сентиментальными воспоминаниями, с любовью, которая разрывает сердца в наибуквальнейшем смысле.
И по-прежнему зритель, взыскующий истины, останется недоволен — ибо истины тут нет и не может быть. Да, пленка по-прежнему покорно копирует информацию с сетчатки тарантиновского глаза: по фильму опять можно играть в ассоциации. Но видеть в «Убить Билла» только цитаты — даже более преступно, чем вообще их не замечать. Важно другое. В системе координат Тарантино единственный подлинный критерий, по которому можно — и нужно — оценивать кино, — это, грубо говоря, прет от него или нет. Так вот, от «Убить Билла» — прет. Прет потому, что Тарантино словно отвечает на собственный вызов, играет на территории, которую до сих пор обходил сторонкой, — и у него получается. Прет потому, что он может в love story вставить сценку с вырыванием глаза и эпизод с восстанием из могилы — а кто сказал, что так нельзя? Прет просто потому, что прет, — этот фильм временами дарит то же совершенное детское ощущение, что и, например, фильмы обильно цитируемого в нем Леоне: счастливую эйфорию, которую не разложишь на составляющие, поскольку природа ее иррациональна. Можно удивляться, почему режиссер не вырезал при монтаже, скажем, мало относящуюся к делу сцену с Баддом в стрип-баре или не сократил беседу Невесты с приемным отцом Билла. Из-за этих и некоторых других эпизодов фильм иногда теряет в ритме, но резон Тарантино понятен: ему их было элементарно жалко. Беременность, как следует из «Фильма II», делает уязвимой даже самую безжалостную киллершу в мире. Тарантино — не реформатор кино, сегодня Тарантино — и есть кино. Искусство, в основе которого — если отбросить всю шелуху — лежит восторг от того, что паровоз вроде бы едет прямо на тебя.
