ОБЫКНОВЕННЫЙ ФАШИЗМ

ОБЫКНОВЕННЫЙ ФАШИЗМ Россия, 1965 г., 131 мин., ч/б Мосфильм режиссер Михаил Ромм документальный публицистический фильм «Показывая вам нашу картину, мы, разумеется, не рассчитывали осветить все формы такого явления, как фашизм. Это невозможно в пределах одной картины. Да это невозможно хотя бы потому, что многое, очень важное, не оставило никаких следов на пленке. Не было снято. Из огромного количества материала мы отобрали то, что показалось нам самым поразительным, что дает нам возможность вместе с вами поразмышлять...». - Михаил Ромм. Трагическая «тайная свобода» представителей поколения, творивших в своих классических фильмах образ идеального мира и ставших затем его узниками, сделала очередной фильм о третьем рейхе одним из главных событий отечественного киноискусства 1960-х годов. Авторы «Обыкновенного фашизма» – сценаристы Майя Туровская и Юрий Ханютин, режиссер-постановщик Михаил Ромм – продемонстрировали предельный профессионализм – и беспредельное кинематографическое чутье, что сделало фильм учебником по документальной природе кинообраза. Михаил Ромм строит всю драматургию «Обыкновенного фашизма» на том же самом принципе, на котором ее построил в снятом тогда же «Фотоувеличении» (Blow Up) Микеланджело Антониони, – на раскрытии третьих, четвертых, двадцатых планов кадра, меняющихся в корне, а то и переворачивающих его первоначальный смысл. Именно за счет этого принципа киноизображение превращается в образ, причем происходит это на наших глазах. Для советской системы такой принцип приобретал добавочный смысл: подробности действительно бунтовали против официального клишированного сознания. В картине Ромма они заставляли официальный документ саморазоблачаться, высвеченные умным взглядом мастера, и превращали тем самым документ в образ. Холуй с лопатой на заднем плане Гитлера, на строительстве образцово-показательного автобана, озобоченный не столько тем, чтоб эффективно копать, сколько тем, как бы попасть в такт фюреру, превращался в символ гитлеровской системы. Ошеломляющий монтаж детских лиц из современной идиллии и юных узников концлагерей – как память и боль, под этой идиллией тлеющие – потрясал. Ведя разговор о катастрофе, постигающей массу, когда она передоверяет свое право выбора кому-то – вождю, фюреру, – Ромм в первую очередь обращался к собственному драматическому опыту. Блистательный мастер фильма–группового портрета, он прежде всего стал искать в сотнях тысяч метров пленки лицо обычного маленького человека. И не нашел. Оказалось, что лиц уже не было. Режим стер их. И это было так же страшно, как кадры убитых, убиваемых и ожидающих смерти детей и женщин. У тех лица – были. У этих – не было. Есть фотография: Ромм, отсматривая очередной материал, отстраняется от экрана и прикрывает глаза руками. Что было в этот момент на экране?.. Есть в фильме кадр – съезд нацистских писателей. Люди в форме – в зале, человек в форме – на трибуне, объясняет писателям, какие романы им надо писать. Фильм окончательно сложился в тот момент, когда автор понял, что говорить должен сам, от собственного имени. Сознанию обезличенной массы, отпечатавшемуся в документах – чудовищной машине, – противопоставлен живой, человеческий голос. Машине в фильме противостоит личность. Она выходит на бой с машиной и одерживает победу. Однако очевидное родство двух систем – нацистской и советской – отнюдь не означало для автора «Обыкновенного фашизма» родства идей коммунизма и фашизма. Первой он был предан до последних дней, вторую ненавидел. Напротив, это родство свидетельствовало о чужеродности сталинизма вдохновлявшим Ромма всю жизнь революционным идеям (это было очень в духе тех лет). Но личностный пафос его картины от этого не менялся.