САЛО, ИЛИ 120 ДНЕЙ СОДОМА
Режиссер: Пазолини, Пьер-Паоло
САЛО, ИЛИ 120 ДНЕЙ СОДОМА (Salо о 1е 120 giornate di Sodoma) Италия — Франция, 1975, 116 мин. АУДИО: РУССКИЙ/ИТАЛЬЯНСКИЙ; СУБТИТРЫ: РУССКИЕ Режиссер Пьер Паоло Пазолини В ролях: Паоло Боначелли, Джорджо Катальди, Уберто Паоло Квинтавалле, Альдо Валлетти, Катерина Боратто, Элен Сюржер. Философская драма с эротическими и натуралистическими сценами по мотивам произв. Де сада О последней работе Пьера Паоло Пазолини, впервые показанной на кинофестивале в Париже через двадцать дней после трагической гибели режиссера в Остии, пригороде Рима, зрителями и критиками чаще всего высказываются взаимоисключающие мнения. Сторонники картины считают, что в ней удалось «идеально воспроизвести мир де Сада, оставаясь верным его духу», хотя действие романа французского ниспровергателя всех моральных, человеческих норм перенесено во времена фашистской республики Сало. В их представлении фильм, несмотря на свою жестокость и отталкивающее впечатление, является «черным шедевром», сопоставимым с обличительной, дерзко провокационной лентой «Золотой век» Луиса Бунюэля (где, кстати, кажется, впервые в кино предстал маркиз де Сад). А противники картины ставят режиссеру в вину его чрезмерное, почти патологическое увлечение, даже упоение садизмом, сексуальными извращениями, темой фекализма (как при помощи эвфемизма определяют соответствующие сцены с испражнениями из лент «Большая жратва», «Сладкий фильм», «Сало, или 120 дней Содома» и т. п. ). По их мнению, Пазолини наконец-то в полной мере раскрыл свой истинный мир, собственные навязчивые комплексы, скрываемые на протяжении многих лет. Антифашистский же пафос, осуждение диктатуры власти — лишь «ширма», маскировка для протаскивания на экран порочного сознания. Вероятно, в большей степени неправы вторые, но в то же время вряд ли полностью можно поддержать первых. Выдающийся художник (а Пьер Паоло Пазолини бесспорно является таковым) имеет право на обращение к любым, в том числе самым низким и неприятным, бесчеловечным качествам человеческой натуры. Режиссер стремится утвердить гуманистические ценности, как бы отталкиваясь от противного, ведя поиск человеческого начала вовне безжалостной реальности. Не стоит подозревать автора в злонамеренной демонстрации животной сущности людей, в садистском получении удовольствия от показа сцен жестокости, насилия, всевозможных аномалий. После средневековой народной «трилогии жизни» («Декамерон» — «Кентерберийские рассказы» — «Цветок тысячи и одной ночи»), проникнутой вопреки всему светом подлинной поэзии, в центре своеобразной «трагедии смерти» оказывается более цивилизованный, аристократический мир с вроде бы утонченными, изысканными ритуалами. В более ранней картине «Свинарник» (1969) Пазолини уже сопоставлял неофашизм и скотоложство пресыщенных жизнью западногерманских буржуа с первобытным каннибализмом и агрессивностью. Мотив тотальной деградации и садизма фашистских властей в Италии 1944 года перекликается с предсказанием из Апокалипсиса о приходе новых Содома и Гоморры. Режиссер, словно предчувствуя скорую гибель, исполняет функцию ангела смерти, провозвестника Страшного Суда, на котором человечество должно будет очиститься от любой скверны, от всех грехов. Но, доказывая эту «теорему», Пьер Паоло Пазолини в каком-то смысле становится жертвой собственной сенсационности, заложником избранных для благой цели таких средств, которые производят на многих противоположный эффект. Будто вместо Чистилища они побывали в Аду, а ангела Господнего приняли за посланника Сатаны.
|
|
|