Режиссер: Бартас, Шарунас

Актеры: В. Бруни-Тедески, Л.Каракс

ДОМ a casa Литва-Франция-Португалия, 1997 120 мин. БЕЗ СЛОВ (есть небольшой закадровый текст на французском в начале и в конце фильма). Режиссер: Шарунас Бартас при участии в постановке Юрия Григоровича В ролях: Валерия Бруни-Тедески, Алекс Дескас, Лео Каракс, Франческо Насименто, Оксана Черных, Виктория Нарейко, Эугения Шулгайте, Леонардас Зельчюс созерцательная метафорическая философская метафизическая притча Перевод монолога в начале фильма:

Мама

Сколько раз я должен был заговорить с тобой.

Я так и не сделал этого.

Но в глубине души я с тобой говорил.

Я чувствовал, что говорю, и слышал твои ответы

Когда мы оказывались наконец по-настоящему рядом, у меня не было сил говорить и я молчал. Все слова были сказаны, сказаны внутри меня, внутри меня были заданы все вопросы. И ты отвечала мне внутри меня.

Раньше всегда было именно так, когда мы были вдали друг от друга.

Так происходило раньше.

Так все произошло и больше не сможет начаться заново, а я бы так хотел этого.

Будущее.

В будущем я свободен. Свободен, потому что оно еще не существует. Я не знаю, что значит "настоящее".

И потом, настоящее так быстро исчезает. Я толком не уверен, существует ли оно.

-----------------------------------------------------------------------------

Мама

Время прошло, и я вдали от тебя.

Сейчас мне кажется, важно, что мы не исчезнем.

Мы не более чем люди, мама, чем больные люди, уставшие, такие понятные и практически утратившие надежду. Но мы не исчезнем.

Если бы я только мог сказать тебе, как мне хочется в это верить.

"Дом" отличается от ранних фильмов Бартаса лишь визуально, появлением цвета, сохранилась эстетика и тематика. Очень сложно передать его особое очарование и красоту вербально, он имеет скрытую экзистенциальную магию, выраженную во взглядах, жестах, символических действиях, такой последовательности картинок... Персонажи анонимные, загадочные, молчаливые, отрешенные, погруженные в себя. Камера занята любованием всей этой красотой, интерьерами, природой из окна, феерическими танцами в полусне и фейерверками на льду, передавая оттенки, полутона чувств, пронизанность грустью, нежностью и уютом. Время еле тянется, раскладывая перед взором последовательность изысканных по колориту и по композиции фотографий. Фильм немного похож на что-то позднее-ван-сентовское, тот же внешний глаз-камера, блуждающий за героем в замкнутом пространстве без клаустрофобии, которое словно разворачивается в бесконечность. Бартас создает свое метафизическое пространство, кастрируя язык, средство вербального контакта, в поисках совершенства киноязыка, он оставил зрителю шанс найти самостоятельно тропку искусства созерцательности и эмпатии, наслаждаться этим открытием, но одновременно полоснув зрителя по языку и внутренней "говорилке" тем же ножом. Есть также и социальный подтекст, который, все время скрываясь за туманом закадровой метафизики и зачарованности, уплывает, и резко бьет по чувствам зрителя в финале. "Мой дом... Я не могу вам сказать точно, где он, в какой части света. Но то, что я знаю об этом доме - это мое. В этом доме жили многие. Кто-то приходил и вновь уходил, кто-то оставался. Я до сих пор не знаю, сколько там комнат. Пришло, наконец, время их сосчитать и определить, кто где находится." - Шарунас Бартас. Автор должен был построить в “Доме” свою идеальную Вселенную, которая номинально рушится лишь после вторжения извне, но обнажает собственную призрачность и нереальность гораздо раньше. Бартас прибегает, можно сказать, к реализованной метафоре, когда некий дом-особняк на берегу пруда заполняется обнажённой натурой - девушками, дружно соблазняющими главного героя, или играющими детьми разного возраста. Можно, конечно, устроить и настоящий цветник на чердаке, регулярно возделывая принесённую туда землю, но райских кущ всё равно не получишь. Поскольку Эдем безвозвратно канул в небытие. Герой будто медитирует в промежуточном состоянии между прошлым и будущим, хотя, как сказано в его же закадровом письме к матери, настоящего не существует, оно исчезает прямо на глазах. Воспоминания и видения теснят и выталкивают всякое подобие реального прочь с экрана, так что происходящее начинает напоминать плавный и временами просто завораживающий поток сознания, которому нет никакого дела до действительности. Но как каждому сну приходит конец, так и эта фантазия о смоделированном рае должна рано или поздно завершиться. Интересно, что “Дом” сильнее всего подчёркивает тесную связь Бартаса с творчеством Тарковского, оказываясь своего рода аналогом “Зеркала”. Дело доходит до забавных совпадений: “Дом”, как и “Зеркало” - это опус “Четыре с половиной”. Французский режиссёр Лео Каракс, задействованный в качестве актёра, порой начинает быть невероятно похожим на Игната Данильцева, играющего сына в “Зеркале”, да и занят на экране почти тем же, внимательно разглядывая обстановку дома или листая некие фолианты. “Брейгелевские” зимние пейзажи почти идентичны тем, что появлялись у Тарковского. А главное - сны, личные впечатления и пророчества перемешиваются в свободно организованном повествовании, которое становится своеобразным зеркалом того, что происходит внутри автора, делящегося своими откровенными признаниями и надеющегося получить искупление. Но в отличие от отчаянно раскрепощённой исповеди Тарковского, который преодолевает в “Зеркале” трагическое чувство вины и стыда, пройдя через чистилище памяти, Бартас оставляет нас в финале “Дома” с более тревожными и даже безысходными ощущениями, нежели те, с которыми мы вошли в его потайной мир. В “Доме” молчание персонажей, которое должно было бы стать уже привычным для зрителей, становится особенно тягостным в преддверье того, как тишина взорвётся внешне роскошным фейерверком. Дом не выдерживает груза прошлого, мир прогибается от тяжести пережитого, а сконструированная в сознании Вселенная легко рассеивается, как дым.